Незауряднейшая личность известнейшего артиста театра и кино Олега Табакова привлекла большое количество представителей СМИ на пресс-конференцию, предварявшую музыкальный фестиваль «Дипломатия звезд». Удивительное сочетание в характере этого актера достоинства и уверенности и одновременно приветливости, открытости зрителю, сделало общение живым и непринужденным. Речь великого актера наполнена своеобразными сравнениями и оборотами . Олег Павлович начал общение со скромной информации «о себе». В коротких отрывистых фразах - важные вехи удивительной жизни:

– Мне будет 73 года в этом году. Я родом из Саратова, закончил школу в год смерти Сталина. Приехал в Москву, учился. Начал сниматься в кино. Принял участие в организации театра «Современник». Работал там довольно долго. После ухода Олега Ефремова в Художественный театр решил стать директором. Потом через несколько лет решил перестать быть директором. Затем начал учить детей. Занимался этим всерьез в 1974–2000 годы. Организовал подвальный театр «Табакерка». В 2000 году после смерти Ефремова, поскольку я был крайний, заступил на его место. Имею 4 детей и 5 внуков.
– Легко ли профессиональному актеру быть руководителем театра?
– Жизнь по-разному складывается. После смерти Олега Николаевича Ефремова, наверное, менее всего мне надо было двигаться в сторону руководства Художественным театром. Артист – существо эгоистическое, женственное, желающее любви и ласки, а руководителю театра приходится брать на себя и репрессивные функции в адрес своих коллег. Но когда горит дом, ты его тушишь, не выясняя, кто это должен делать. Чем я и занимаюсь. Я, собственно, никому ничего не наследовал, ничего не развиваю. Я – кризисный управляющий. Небезуспешный! Этакий генерал из ведомства Сергея Шойгу, министра по чрезвычайным ситуациям России. К сожалению, из-за этого я уже лет восемь не занимаюсь обучением молодежи. Но поскольку жизнь на мне не кончается, то успел за последние два года построить шестиэтажное здание на месте прежнего общежития нашего подвального театра, где расположится первый театральный техникум, в котором будут учиться школьники 9–11 классов. Причем не только учиться, но и жить вместе. Это будет похоже отчасти на тенишевское училище, отчасти на хореографическое, отчасти на школу для одаренных. Заведение, которое будет призвано снимать сливки не единожды, а дважды, а лучше трижды, и не пускать дальше то самое молоко обезжиренное, которое вы любите с удовольствием покупать в продовольственных магазинах. Я планирую на будущий год пролететь от Владивостока до Смоленска, и, может, даже, ручонками своими загребу что-нибудь и в Беларуси, Украине, Казахстане.
– Вашей ученицей была Анастасия Заворотнюк. Что можете сказать о ее театральном таланте?
– Успехи Заворотнюк в театре соответствуют тому, что она делает на экране. Хотя есть работы и более качественные, например, ее роль в спектакле Володина «Страсти по Бумбарашу» – она серьезно и хорошо играла.
– А как Вы относитесь к современным сериалам?
– Я рекомендую, как только включили телевизор на сериале, тут же его и выключить! А если серьезно, то есть и удачные, такие, как «Штрафбат», например, или «Ликвидация» с моим учеником Володей Машковым. И все же меня не покидает ощущение, что все сериалы делают специально для размещения рекламы.
– На этом фоне чувствуется ли прогресс в театральной жизни?
– За все не могу отвечать, но что касается нашей российской театральной сцены – есть радости, по крайней мере, для меня как зрителя. Интересно работает студия Петра Фоменко. Сергей Женовач, выходец из его команды, открыл первый частный драматический театр в России. Занятие это бесперспективное, я думаю. Но, глядя на них, можно с уверенностью сказать, что способность к деторождению важна не только для решения демографического кризиса. Она и в театре очень важна. По сути дела, в чем тайна Московского художественного театра? В его постоянном студийном обновлении. И та же студия Женовача – одно из новых ответвлений на этом могучем древе. При этом сейчас в России более интенсивная театральная жизнь, чем в Европе. Это я могу говорить уверенно, поскольку раз в год еду в Германию, чуть реже – в Англию и Францию. В такой чудесной стране, как Польша, театральный процесс периодический, то есть, как это у Маяковского: «Поцветет, поцветети скукожится». И в Чехии примерно то же самое. Я хорошо информирован, потому что уже лет десять преподаю в Пражской академии искусств.
– Какие Вы ставите для себя задачи, руководя двумя театрами?
– Я верю в театр, в котором заполнен зрительный зал. Это первый и самый важный показатель необходимости театра. И разговоры моих коллег о том, что абсолютно неважно, что думает зритель, а важны те душевные метания режиссера или актера, которые раскрываются на сцене, – это в целом ложь и кокетство. Но кокетничать мужчине можно максимум лет до 33. В этом возрасте, как известно, лучше погибнуть. А те, кто продолжает делать это и дольше, – Бог им судья. В 2000 году, когда я пришел в театр, у нас было заполнено 40–42 процента зала. Сейчас – 95–98%. И то эта цифра не максимум потому, что два года был ремонт – нам Путин выделил серьезную сумму, и теперь в МХАТе первая в Москве театральная сцена, оснащенная самыми современными технологиями.
– А часто ли Вам приходится сотрудничать с различными коммерческими организациями?
– Я совершенно уверен, что нужно поддерживать искусство не только силами государства, но и частного капитала. Как было лет сто двадцать назад в России. И это время у нас, в России, вроде бы опять наступает. Люди хотят поддерживать театр и активно работают со мной. Видимо, делают это потому, что, во-первых, знают, что я не ворую, а во вторых, – успешный. Вложишь деньги – и кое-какая польза будет! Так что я очень хорошо к подобным делам отношусь. И когда я еду на гастроли – а последние два года мы делаем это довольно часто, – сначала договариваюсь с каким-то бизнесом о финансировании, а после этого назначаю цены на билеты, чтобы она учитывала особенности каждого региона.
– Есть такая расхожая фраза, что «актер – это кладбище несыгранных ролей». Есть ли роль, которую Вы еще хотите воплотить в жизнь?
– Ничего себе кладбище – сто двадцать фильмов и чуть меньше ста ролей в театре! Я ведь довольно рано начал свою карьеру и много работал. Много настолько, что уже в 29 лет у меня был инфаркт и я, в общем-то, не обиделся на судьбу – в неполные 29 у меня было уже тридцать с лишним фильмов. Что касается ролей – я человек театра. Кино для меня такая ничейная территория, на которую я совершаю набег. Иногда возвращаюсь со щитом, иногда – на щите. О чем я мечтаю для себя, не так уж и важно. Сейчас я больше радуюсь успехам моих учеников. Когда я был молодым, то был замкнут на себе: такой важный и значительный. Я не хочу сказать, что я не важный и не значительный сегодня! Но тот кайф, как говорят молодые люди, который я получаю, когда Женя Миронов в «Господах Головлевых» играет роль, которую я не успел сыграть в театре, – повыше того, что я испытывал от собственных успехов. И с годами понимаешь, что настоящая радость, настоящие секунды счастья – они от другого. Были мы с театром в Новосибирске. И вот уже в конце гастролей после спектакля выхожу я из театра. Было довольно поздно, накрапывал дождь. Вижу, стоит мальчик лет четырнадцати. Я попросил охрану пропустить его. Мальчик долго молчал, а потом сказал: «Я теперь всегда буду ходить в театр...» Кто знает, есть ли награда выше этой?

Беседу вела Алла Дубровина